Многослойная и парадоксальная культура Крыма торжественно расположилась в пространстве мифов и легенд. Она неотделима от сновидений античности, ее образы живут дыханием и покачиванием Средиземноморских реалий в магической речи Гомера. Древняя Эллада, ее руинированные миры, помноженные на архетипы сюрреалистических стратегий легли в основу визуальной философии Юрия Лаптева. Художник, виртуозно владеющий технологиями рисования, естественно как археолог, погружается в слоистые горизонтали нашей постистории, рассматривая ее с дистанции наблюдателя из будущего. «Остров Крым», воспетый М.Волошиным, А.Грином и В.Аксеновым, превращается в композициях Юрия Лаптева в реставрацию утраченной памяти, в коллажное свидетельство застывшего после катастрофы времени. Как эпиграф к собственному творчеству художник сознательно цитирует знаменитую работу Сальвадора Дали «Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения», подчеркивая беззащитную паузу, лакуну, элементарную частицу пространства-времени, в которой скоро может оказаться наша реальность. Еще мгновение, и она потеряет свое равновесие, зависшее в травмированном состоянии, и поезд времени направится в совершенно ином направлении – в предчувствие будущего из утраченного прошлого. 

Наша расслоенная память буквально оживает в композициях Юрия Лаптева, она обретает плоть в деталях, неожиданных ракурсах и подробностях ушедшего – в бокалах и зеркалах, стрелках старинных часов, автомобилях, потерявших свою актуальность и оставшихся в иных измерениях. Ее образы превращаются в послание, хранящееся в нераспечатанной бутылке, и рифмуются с опустошенным винным сосудом, из которого уже никогда не появится джин. Мечты, неосуществленные, ставшие опредмеченной ненужностью, безделушками, подгоревшими на газовой плите, мечты юноши, размышляющего об открытии Колумба, трансформируются в окаменевший букет, где статуя Свободы олицетворяет метафору потерянной, так и не открытой цивилизации. 

Игра мнимостями, утраченными ценностями, иллюзиями, миражами переходит у Юрия Лаптева в величественную сцену тотальной катастрофы. Ее энергетика, живущая в обратной перспективе, открывает циклические законы ренессанса и гибели культуры, ее подъемов и спадов. Образность, артистически выявленная, хрупкая и одновременно устойчивая в непреложности видения художника, до предела обнажает всю историю новейшего времени, включая человеческую личность в ее археологию, заявленную как предметный космос. Формула античного философа Протагора «человек – мера всех вещей» оборачивается в топографии художника страдательным залогом, открывая иные смыслы нашей исчезающей реальности, где вещь становится мерилом человека. 

Именно вещь в этой сюрреалистической концепции переживает реинкарнацию и превращается в субъект. Она уже потеряла свою прежнюю функциональность и начинает существовать в метафизических координатах. Ее лик изменился, но его контуры обрели внятную, хотя и парадоксальную структуру, они уже не будут подчиняться распаду, энтропии, сближаясь с предметным миром Альберто Моранди. Художник бережно сохраняет образ вещи, выявляя все ниши и рельефы ее посткатастрофического тела. Его оптика фиксирует те моменты истории, когда предзнаменование начинает существовать в своей определенности, реализуя локальные или тотальные события предначертанного. В этих событиях сбываются именно сюрреалистические прогнозы, где кажущийся уход от действительности в сновидческие состояния в реальности открывается магическим правдоподобием. Именно аллогическое и парадоксальное оказывается способным в настоящий момент описать наш невозможный мир таким, какой он есть. Сюрреалистические традиции, восстановленные Юрием Лаптевым в современной культуре, вновь наполняются актуальностью. Они, в отличие от своих первоначал 20-х годов прошлого века, направляются не из искусства в жизнь, а напротив, из жизни движутся в сторону искусства, позволяя нам увидеть картину мира в архетипах и реального и невозможного. Образ «улитки на склоне» братьев Стругацких, обладавший уникальным литературным феноменом, в визуальной поэтике Юрия Лаптева транслируется в конкретное стихийное событие, несущее в себе угрозу разрушения культуры и цивилизации. Скрытая тактильность визуальных форм позволяет художнику буквально физически переживать этот невероятный мир, свои сновидения и пророчества, «дотрагиваясь» до поверхности изображения симферопольского железнодорожного вокзала, раковины улитки, летающего замка, затонувшего корабля, засохшего букета, старинного зеркала, ощущая теплоту и особую вещественность фундаментального мира человеческой памяти. Предметы и события в этой системе координат открываются метками судьбы, границей с ирреальным и вместе с тем абсолютной размытостью дистанции между миром повседневности и его символическими смыслами. 

Юрий Лаптев реально передвигается вдоль силовых линий своих композиций, ощупывая каждую принадлежащую им точку, формируя личную структуру, определяемую собственным внутренним жестом. В её пространстве разыгрывается современная «божественная комедия», раскрывается занавес и оживают персонажи, знаки утраченного времени – окаменевший компьютер, пирамида из бесполезных автомобилей, уставший рояль – любимый объект перформансов сюрреалистов. Технологии бриколлажа, комбинаторики, как указывает Клод Леви-Стросс, «полярных художественных свидетельств» позволяют Юрию Лаптеву обнаружить третье измерение: подлинный образ времени, живущий не по закону «или-или», а в новой логической системе «и то и другое одновременно». В этом универсальном диалоге взаимопротивоположностей и несовместимостей Юрий Лаптев высветил уникальную фазу нашей истории, этот вспоминающий поворот вспять человеческого универсального чувства – к прошлому как будущему, соединив его щемящий визуальный смысл с табуированным социальной драматургией, совсем недавним, но уже «утраченным временем». 

Виталий Пацюков

Сайт: www.art-crimea.ru